«Вызовите мне «скорую помощь»!»
Газета "Московская правда" (№37)
2003.09.23
Фото - Газета

Писатель Глеб Соколов поставил критиков в сложное положение. Обойти вниманием его роман - «Дело Томмазо Кампанелла» (издательство «Аграф»), вышедший в серии «Зеркало мира», - не получается. У «Аграфа» - репутация интеллектуального, со вкусом, выпускающего книги с неплохим справочным аппаратом издательства. Поначалу даже кажется, что книга посвящена жизни и творчеству великого итальянского утописта, политика и поэта, перу которого принадлежит знаменитый роман «Город солнца». Правда, аннотация осторожно предупреждает: «...роман сложный, мрачный, отчаянный». В этих отчаянных словах, словно последний прощально-жалобный всхлип. Репутация репутацией, но мы живем, как известно, не в идеальной общине, где отсутствует частная собственность. К тому же книгу издать - еще не невинность потерять. Хорошую - похвалят, плохую - пожалеют. Но не расстреляют же! И эта настороженность относительно издаваемого текста не может не вселять определенный оптимизм. Раз предупреждают, словно Минздрав, значит - совесть не пропьешь.

Кстати сказать, и правильно делают, что предупреждают. Сколько бы времени, денег, нервов и здоровья было сэкономлено, если бы все издательства, специализирующиеся на выпуске современной литературы, взяли бы за правило заботиться о душевном расположении своего читателя, желательно еще до прочтения шедевра современной словесности.

Однако книга «Дело Томмазо Кампанелла» к монаху-доминиканцу имеет отношение довольно-таки косвенное. А если быть точнее, то никакого. То, что у одного из персонажей, артиста самодеятельного театра «Хорин» сценический псевдоним - Томмазо Кампанелла, чистая случайность. С таким же успехом его могли бы звать Муций Сцевола или Сухэ-Батор...

В будущем, я думаю, при развитии вглубь и вширь интерактивности в книгоиздании, можно будет читателю и самому выбирать не только благоприятный для него сюжет, но имя главного героя, да и всех побочных, впрочем, тоже.

Вообще с именами, как и со всем остальным, у автора большие проблемы. 40 страниц пролога посвящены злоключениям в театре на премьере лермонтовского «Маскарада» персонажа под именем «завистливый школьник». Но «завистливый школьник» - не самая отчаянная метонимия. По ходу сюжета в романе появляются господин Радио, учитель Воркута, и, наконец, на 60-й странице обнаруживается расшифровка наименования театра «Хорин» - «Хор, исполняющий песни на иностранном языке».

Вот в «Хорине» и закручивается, а потом раскручивается в обратную сторону пружина сюжета, согласно которому «судьба сталкивает Томмазо Кампанелла и его коллег с людьми, не понаслышке знакомыми с тюремным миром, чтобы в конце неожиданным образом привести их на одну из самых модных профессиональных сцен столицы». Но поскольку язык автора созвучен мрачной и отчаянной сатире романа, то «эту вроде бы «галиматью», этот проект немного сложно понять...». Но, как резонно замечает один из персонажей романа Глеба Соколова, «ведь сейчас не советское время, и каждый может делать все, что захочет, даже если это и полная глупость, и никогда не приведет ни к какому хорошему практическому результату...»

В принципе автору можно было бы и не переводить 576 страниц бумаги для доказательства того, что искусство, в частности театральное, находится в тупике. И чтобы выйти из кризиса, нужны радикальные или даже революционные меры, жертвой которых Томмазо Кампанелла в финале и становится. Все это вполне уложилось бы в несколько строк. Причем поставленная в сложное положение автором критика была бы избавлена от мучительного выбора между долгом и страстью.

Вроде бы издательство, выпустившее эту утопию, ругать особо не за что, а вот сам «театральный роман» только бы много выиграл, если бы так и остался в рукописном виде.

Но необратимое произошло. Роман издан. И «атмосфера» в романе Глеба Соколова с каждой последующей главой: «Человек в портьере», «Портрет Господина Истерика», «Пора сгущать атмосферу!», «Школьники - первейшие и главнейшие из всех аферистов и мошенников!», «Кушать не подано», «Девять раз «Да!», «Вызовите мне «скорую помощь»!», «Гимн в честь Жоры-Людоеда», «Мумия головного мозга», «Архитектура подонства», «У врат ада» и т.д. - сгущается в достаточно плотной, удушливой и опасной для здоровья концентрации. И ему даже не помогает метафора зеркала или даже - «Зеркала мира», на которые у нас не принято пенять, коль рожа у самого крива.

Может быть, ее, рожу, как раз и перекосило после того, как она закрыла последнюю страницу этой книги?


Игорь МИХАЙЛОВ